Este requerimento produziu o seu devido efeito. Como todas as pessoas de bem, o simplório do juiz era ligeiramente covarde por natureza. Entregou o assunto ao escrivão. Com a sua magnífica voz cheia de tonalidade, o escrivão deixou filtrar um "hum" por entre os lábios, e assumiu a expressão diabólicamente indiferente que caracteriza Satanás quando vê que uma das suas vítimas está prestes a cair no laço. Não havia senão uma solução: reconciliar os dois amigos. Mas que mais se podia fazer? Tinham falhado todas as tentativas. Contudo, tentou-se mais uma vez: Ivan Ivanovitch declarou peremptoriamente que não queria ouvir falar mais no assunto, e chegou mesmo a zangar-se; Ivan Nikiforovitch limitou-se a voltar as costas. Portanto o processo seguiu o seu curso com aquele ritmo vivo que é a glória dos nossos tribunais. Nesse mesmo dia o requerimento foi rubricado, numerado, registado e homologado, e foi depositado num armário onde ficou a dormir, a dormir, a dormir durante um, dois, três anos. Muita rapariga nova se casou; fez-se uma nova rua; não se sabe muito bem porquê, os garotos que brincavam no pátio de Ivan Ivanovitch aumentaram de número; em sinal de desprezo pelo vizinho, Ivan Nikiforovitch construiu um novo pátio para a criação um pouco mais afastado que o anterior, e ocultou tão perfeitamente a sua casa que estes dois respeitáveis personagens deixaram praticamente de se ver - e durante todo este tempo, nas profundezas de um armário todo enfeitado de nódoas de tinta, o processo continuava a dormir o sono dos justos.
Эта просьба произвела свое действие: судья был человек, как обыкновенно бывают все добрые люди, трусливого десятка. Он обратился к секретарю. Но секретарь пустил сквозь губы густой "гм" и показал на лице своем ту равнодушную и дьявольски двусмысленную мину, которую принимает один только сатана, когда видит у ног своих прибегающую к нему жертву. Одно средство оставалось: примирить двух приятелей. Но как приступить к этому, когда все покушения были до того неуспешны? Однако ж еще решились попытаться; но Иван Иванович напрямик объявил, что не хочет, и даже весьма рассердился. Иван Никифорович вместо ответа оборотился спиною назад и хоть бы слово сказал. Тогда процесс пошел с необыкновенною быстротою, которою обыкновенно так славятся судилища. Бумагу пометили, записали, выставили нумер, вшили, расписались - всь в один и тот же день, и положили дело в шкаф, где оно лежало, лежало, лежало - год, другой, третий. Множество невест успело выйти замуж; в Миргороде пробили новую улицу; у судьи выпал один коренной зуб и два боковых; у Ивана Ивановича бегало по двору больше ребятишек, нежели прежде: откуда они взялись, бог один знает! Иван Никифорович, в упрек Ивану Ивановичу, выстроил новый гусиный хлев, хотя немного подальше прежнего, и совершенно застроился от Ивана Ивановича, так что сии достойные люди никогда почти не видали в лицо друг друга, - и дело все лежало, в самом лучшем порядке, в шкафу, который сделался мраморным от чернильных пятен.